Давным-давно в городе на берегу Средиземного моря жил бывалый медвежатник Джузеппе по прозвищу «Сизый нос». И вот однажды в руки ему попало самое обыкновенное полено, пригодное разве что для топки очага в зимний сезон. В старое доброе время Джузеппе, конечно, с одного удара этим поленом разгромил бы какой-нибудь пудовый сейф, словно косточку из компота… да только к описываемому моменту он уже завязал с порочным прошлым. А сделать из полена какой-нибудь полезный в хозяйстве предмет, вроде ножки для стола, Джузеппе не мог – воровской закон запрещал Сизому Носу работать. А он чтил законы. В общем, в бесплодных размышлениях старик чуть было не сошел с ума.

По счастью, тут на огонек к нему заглянул еще один вор в законе, «кукольник» Карло по прозвищу Папа. Свою первую «куклу» Карло впарил еще лет шестьдесят тому назад у Казанского вокзала, и с тех пор худо-бедно зарабатывал себе этим на хлеб с икоркой. Сейчас же Папа, как и Сизый Нос, уже занимался легальным бизнесом, жил вполне добропорядочной жизнью и даже преподавал в музыкальной школе игру на шарманке. Хотя на старое нет-нет, да и тянуло.

- Послушай, Карло, - сказал Джузеппе, уже и не чаявший избавиться от бесполезной деревяшки, - возьми себе это полено! Ты сможешь выстругать из него свою лучшую «куклу»!
- Э-хе-хе… - вздохнул в ответ Папа, которому пять полноценных «ходок» живо напомнили о себе ревматизмом и отбитыми почками, - у меня ведь сейчас и красок водяных нет, чтобы знаки рисовать…
- Отвечаешь за базар, старый козел?!!! – неожиданно пискнуло полено, обращаясь неизвестно к кому.

Оба «авторитета» вздрогнули и переглянулись: это был явно указующий перст Судьбы, а они верили в Предначертания. Карло «Папа» молча взял полено подмышку и побрел в свою двадцатикомнатную каморку. Дома Карло уселся на стул, повертел полено в руках да и принялся вырезывать «куклу». «Как бы мне ее назвать? – размышлял Мастер, - назову-ка я ее Михуино! С одним Михуино я как-то проходил по делу, и это имя принесло парню удачу – в последний момент его отмазали адвокаты…» Карло вздохнул. Кукла получилась на славу. Едва Карло дострогал ей зубы и язычок, как Михуино разинул рот и тут же пошутил над Папой, немного пошло, но очень смешно. «Послушай, - сказал Карло строго, - я еще не кончил тебя мастерить, а ты уже глумишься. Что же будет дальше?» А дальше – скок! скок! –деревянный мальчишка спрыгнул на пол и бросился бежать на улицу. «Эй, плутишка, вернись! – Карло выскочил вслед за ним, - держите его!» Но прохожие только неодобрительно качали головами. «Мало старому извращенцу резиновых баб, - таков примерно был ход их мыслей, - так теперь он перешел на механических мальчиков…» Проезжавший мимо наряд ППС рассуждал схожим образом, поэтому быстро замел находящегося под негласным надзором рецидивиста и повез его в отделение. «Ох, на горе себе смастерил я эту куклу…» – стонал Папа в тесном «воронке»…

Теперь «хата» была свободна, и Михуино мог спокойно отпраздновать день своего рождения. Встав на папин табурет, он стащил с полки банку столярного клея. Хорошо! – втягиваешь клей своим длинным носом – и перед глазами появляется жареная курица. Втягиваешь еще – тарелка манной каши. Еще немного – и прямо на тебя уставляется голова кузнечика, насаженное на туловище таракана… Протерев глаза, Михуино понял, что это уже не галлюцинация, а обыкновенный говорящий Сверчок, живший за печкой. «А не пошел бы ты в школу, Михуино, - грустно пробормотала столетняя тварь, - не сегодня-завтра папаше твоему впаяют новый срок, и что ты будешь делать?» «Ах ты, букашка! – взвелся Михуино, которому очередная порция клея ударила в его малюсенькие мозги, - а ну!» И он ловко запустил в голову гостя подвернувшимся молотком. Охнув, Сверчок окончательно укрепился на позициях тотальной гомофобии и обиженно уполз обратно за печку…

Под утро в каморку вернулся выпущенный из участка Папа, избитый и хмурый. «А-а-а, я буду умненький, благоразумненький!» – заверещал Михуино, предчувствуя неминуемую расправу. «Собирайся-ка ты в школу, сынок…» – мрачно процедил Карло, этой ночью твердо решивший стать на путь христианского всепрощенчества. «Как же я пойду в школу без азбуки?» – уцепился за последний шанс Михуино. Папа почесал в затылке – книжек в каморке не было отродясь. Потом, кряхтя, надел красное пальто и вышел на улицу. Вскоре он вернулся с большой красивой Азбукой, правда, уже без пальто и разутый. «Разве ты не вытянул ее обманом у какого-нибудь проходящего лоха?» – поразился Михуино. «Нет, малыш, ведь этой ночью я «завязал», и Азбука – мое первое честное приобретение. Учись на здоровье!» До коротеньких мозгов Михуино дошло, что теперь ему предстоит не только учиться, но и много и долго затем напряженно трудиться, чтобы заработать себе на колпачок и хрустящую луковицу… но он все равно уткнулся носом в ловкие, шулерские руки Папы: «Вырасту, выучусь – куплю тебе тысячу новых польт!»

Рано поутру Михуино положил Азбуку в рюкзачок и поскакал в школу бизнеса. Множество соблазнов подстерегало его по дороге. Холодненькое пивко соблазнительно сияло в разноцветных бутылочках, аромат курицы-гриль разносился по всему побережью, перекрашенные в голубой цвет мальвины вдоль дороги предлагали Михуино продажную любовь – но он уверенно продвигался к намеченной цели. И только оркестр, игравший подле Ледового Дворца Спорта, заставил его замедлить шаги… «В хакей играют настоящие мущщины…» – хрипело из репродуктора. В школу нужно было сворачивать направо, на хоккей – налево. «Я только на первый период, школа ведь никуда не уйдет…» - пробормотал Михуино себе под нос, словно оправдываясь. И ноги сами понесли его туда, где играла веселая музыка… «Заслуженный тренер Барабасов и его деревянные хоккеисты!» – гласила афиша.

«Только одно представление! Комедия «Матч за последнее место в розыгрыше плэй-офф! Торопитесь! Торрропитесь!» В момент азбука улетела за четыре сольдо, на которые Михуино тут же купил себе «розу» и билет в первый ряд, чтобы было удобнее, празднуя заброшенную шайбу, кидаться на плексигласовое ограждение. Наконец, в зале погас свет, и в ярком луче прожектора на лед, спотыкаясь, выкатился капитан деревянной команды. Лицо его после вчерашнего было белым, словно обсыпанным пудрой, рукава свитера болтались до колен, как у Пьеро. Кряхтя, капитан подъехал к краю площадки и тяжело оперся о бортик – как раз рядом с тем местом, где сидел Михуино, прижимаясь к плексигласу своим длинным носом…